Дороже жизни - Страница 37

К оглавлению

37

– Мамочка-а-а-а!

Сандра с размаху упала на колени возле девочки и крепко ее обняла.

– Что такое, маленькая, где болит?

– Я упала-а-а!

– Не плачь, мое солнышко. Мама сейчас поцелует, и все пройдет.

Она целовала чумазую ножку, а сердце пело и рвалось из груди, словно птица. Доченька моя! Мое дитя!

– В чем дело?!

Сандра совсем не огорчилась, когда малышка, соскользнув с ее колен, кинулась к Филиппу. Слишком счастлива она была в этот миг. Джолли с гордостью демонстрировала свою ранку.

– Мамочка поцеловала, и все прошло!

– Ого! – Филипп сразу все понял. – Ну да, мамочки, они всегда так: раз – и все!

– Я рассказала Дорогуше, что моя мама приехала. Она обрадовалась.

– Я видела, Джолли. Правильно, должна же она знать.

– А ты, дядя Филипп, ты можешь теперь быть моим папой?

Филипп, перевязывавший колено девочки носовым платком, улыбнулся.

– Это надо спросить у мамы. Сандра, можно я буду папой?

– Ты правда считаешь, что об этом нужно спрашивать? Ладно, так и быть, я согласна.

Вне себя от счастья, он заключил их в объятия, двух самых любимых женщин на земле.

– Возможно, это не лучшее время, а здесь не лучшее место, но цветы, вино и преклоненные колени я обеспечу тебе позже. А сейчас я просто и прямо спра-шиваю-тебя: Сандра, ты согласна выйти за меня замуж? Я люблю тебя всем сердцем и хочу всегда быть с тобой. Пожалуйста, скажи «да»!

– О, Филипп, можно подумать, я когда-нибудь могла сказать тебе «нет»! Конечно, я согласна!

Джолли, которую он держал на руках, оглушительно завопила ему в ухо:

– А мамы и папы целуют своих девочек?

– Еще как! Много-много раз. Сандра засмеялась.

– Если бы вы только знали, как я вас люблю!

Взбудораженная Джолли уснула поздно. Сандра с Филиппом сидели на террасе и слушали пение лягушек в пруду. Где-то далеко слышался лай собак, и над всем ночным миром, почти неощутимый, висел рокот далекого моря.

– Еще шампанского со льдом? – вкрадчиво предложил он.

– Да! И побольше…

Он улыбнулся и потянулся к ней.

Сандра чувствовала себя немного захмелевшей и абсолютно счастливой. Она поцеловала Филиппа и с радостью позволила увлечь себя в дом. Ее дом. Их дом.

Теперь все стало на свои места, и небо, сверкавшее мириадами звезд над их головами, больше не было чужим.

Вечное небо над вечным морем. Зной уползает в камни, прячется до завтра. Кипарисы почти неразличимы во тьме. Не видно и речки, но она все так же торопится, журчит, всхлипывает и умоляет, не успевает и убегает. Вода под мостом. Ночь. Море. Небо.

Остров засыпал, и пение ночных цикад благословляло старый каменный дом, под крышей которого спала маленькая девочка с золотистыми кудряшками, шепчущая во сне слово, понятное на всех языках мира: «Мама».

А за стеной спала ее мать, молодая красавица с глазами старухи, познавшей много горя, и впервые за несколько лет ее нежные руки не сжимались на груди, пытаясь прикрыть невидимую рану, нанесенную чьей-то безжалостной рукой. Ей больше нечего было бояться, ведь она лежала в надежных и нежных объятиях мужчины, который любил ее и ее дочь больше жизни, в объятиях того, кому она отдала свое сердце.

37